Еврейский легион - Страница 45

Сионистское движение, как уже не раз указывалось, не есть реакция против внешних враждебных давлений. Оно возникает из инстинкта национального самосохранения: этот инстинкт так же могуч, естествен, универсален, как инстинкт личного самосохранения или продолжения рода. Антисемитизм, угрожая этому инстинкту национального самосохранения, заставил его пробудиться; таким образом, антисемитизм явился только поводом (крупным, но далеко не единственным) к возрождению национального чувства среди евреев, но не причиной и источником этого чувства, ибо источник его — в вечном и неистребимом инстинкте, который каждая народность неугасимо носит в себе, пока живет, и который особенно у евреев проявляется с исключительной, почти невероятной мощью. Следовательно, для того, чтобы познать во всех подробностях истинную сущность сионизма, надо опуститься к источнику и проанализировать еврейский инстинкт национального самосохранения.

Инстинкт национального самосохранения есть стихийное стремление оградить свою национальную индивидуальность, со всеми ее особенностями, от изменения под влиянием посторонних давлений. Отсюда ясно, что инстинкт этот, в сознательной или бессознательной форме, неустанно требует для данной народности такой обстановки, к которой национальная индивидуальность этой группы была бы наиболее приспособлена, иными словами, в которой эта индивидуальность встретила бы наименьшее постороннее давление. Еврейская национальная индивидуальность, какою она представляется теперь, впитала в себя, конечно, немало новых особенностей за долгие века бродяжничества, но зерно ее, сущность ее, то, что ученые называют «духом юдаизма» и отпечаток чего находят на всех решительно созданиях еврейского ума в разные годы и в разных странах, — это «нечто» является совершенно чистым от посторонней пыли, приставшей к нашим подошвам во время скитальчества; и из того, что в духовном складе Лассаля и Берне, живших в XIX веке этого скитальчества, ярко выделяются те черты, которые характеризуют духовный склад библейских пророков, росших еще на почве Палестины, явно вытекает, что сущность еврейской национальной индивидуальности есть именно палестинская индивидуальность. Это — психологически тот же вывод, к которому, изучая черепа, антропологически пришел г-н Юдт в книге «Iudische Statistik »: «еврейский тип определился в Палестине».

Из этого логически следует, что наиболее приспособленная среда, которой требует инстинкт национального самосохранения, может быть дана только Палестиной. Только в Палестине сущность национального еврейского духа могла бы развиться вполне свободно и самозаконно, не терпя ущерба от необходимости приспособляться в чужеродной обстановке. Поэтому, если и в другой стране евреям, может быть, будет житься привольно и сытно, то истинное еврейство как таковое в ней возродиться, естественно, не может.

Правда, на VI конгрессе сионистов у Макса Нордау вырвалась фраза: «Кто говорит, что мы должны спасать еврейство, а не евреев, тот пусть явится с этими взглядами на спиритический сеанс, а не на базельский конгресс». На эту довольно-таки циничную фразу мы могли бы ответить, что тому, кто из-за евреев забывает о еврействе, место в заседании благотворительного общества, а не на конгрессе возрождения. Но мы этого не скажем, ибо понимаем, что со стороны почтенного руководителя это не более как неудачный ораторский экспромт, и что всякий истинный сионист не постигает блага евреев иначе как в виде полного, всестороннего и свободного развития еврейства. Если бы нам не было никакого дела до еврейства, а только до евреев как людей, то гораздо проще и гуманнее было бы пропагандировать среди евреев идею всеобщего обращения хотя бы в лютеранство.

Сущность сионизма, который является выражением общееврейской заветной потребности, есть сохранение еврейства для полного, свободного, всестороннего развития. Такое развитие возможно только на почве Палестины. Вот почему Палестина не может быть вычеркнута из программы сионизма иначе как насильственно и противоестественно.

Это — чисто априорное обоснование роли Палестины, но, кроме того, всем известны, конечно, многочисленные практические соображения, хотя бы то, напр., что вряд ли масса в таком же количестве откликнется на призыв к простому переселению, в каком откликнулась бы на призыв к переселению в св. Землю.

Видя в Палестине неотъемлемую цель нашего движения, я не могу не видеть в Уганде или Конго серьезных помех. Я, конечно, тоже слышал все заверения на тему: «одно другому не мешает»; но не могу не сознаться, что все эти заверения оставили во мне впечатление или непродуманное, или неискренности. Если бы дело шло просто о рациональном переселении в Уганду тех тысяч евреев, которые теперь нерационально переселяются куда глаза глядят, тогда никто бы не встревожился и общество Пса охотно занялось бы этим проектом. Но речь идет о настоящем еврейском штате с собственным правительством и законодательством, т. е. о первом опыте еврейского государства. Я прямо не постигаю, как можно не понять, что такого рода первый опыт неминуемо поглотил бы все и духовные, и финансовые силы сионизма. Люди вокруг до сих пор сомневаются в том, что можно ли (как они выражаются, «искусственно») создать государство, а мы, кажется, уже мечтаем создать целых два государства сразу; причем одно, так сказать, по необходимости, а другое, так сказать, из принципа.

Наше движение, конечно, богато силами и будет еще богаче со временем, но и нам не следует чересчур уже смешить публику. Или государство в Уганде, или государство в Палестине; если в Уганде, то забудем о Палестине. Уганда безусловно угрожает убить Палестину.